ГЛУБИНА РЕКУРСИИ

(роман-функция)

 

 

[keywords]: глаз, бабочка, деревья, автобус, кислота, воздух, пространство, сон, вода, странный, мозг, Я, солнце, космос, свитер, слёзы

[source]: БГ, Can, The Doors, АБС, Радов, Кундера, По, Black Cat, Сент-Экзюпери, Солоух, Басё, Джек Лондон, Lizard Queen, Пелевин, Jefferson Airplane, Realms Of Arcania, сказки про Муми-Тролля, Буковски, Михаил Кононов, Лем, Deadmen, Эрленд Лу весь мир и мои сны.

 

 

 

Когда люди поднимаются с ложа сна, они воображают, что развеяли сон, они не знают, что становятся жертвой своих чувств, что делаются добычей нового сна, более глубокого, чем тот из которого они только что вышли.

Майнринк. Голем.

 

 

Я, сползая щекой

По блестящему нежному кафелю,

Чувствую близость отравленной крови.

Jim Morrison. Lizard King

 

Стояли звери около двери. В них стреляли – они умирали.

Стояли звери около двери. В них стреляли – они умирали.

Стояли звери около двери. В них стреляли – они умирали.

Стояли звери около двери. В них стреляли – они умирали.

Один маленький мальчик.

 

 

 (глубина рекурсии n)

 

В нее был влюблен какой-то бурят.

А она… как же так случилось, что она стала играть со мной, и причуда ее была в том, что она полюбила мое Я.

Где я нашел ее, и где она нашла меня? В поле случайностей мы попали в некий водоворот, который свел нас воедино, поместив в странные декорации и перемешав наши судьбы в сюрреалистическую кисло-сладкую ЛВЖ.

 

Я локализовался у тебя дома, лежащим на диване, ты прыгала вокруг как коза, разметав в пространстве озорные косички. Ты тормошила меня и заигрывала со мной наивными и детскими, но утонченными и изящными способами. Ты нападала и раскрывалась для ответного нападения, но я был подобен гранитному стадвадцатитонному доисторическому круглому шлифовальному камню, и раскрутить маховик моих чувств было не просто. Узоры предметов змеились покоем, воздух наполнен был струями непознаваемых ароматов. Ты дышала глазами в глаза и любовалась хрупкими пальцами.

Я почему-то оказался стоящим в ванной на четвереньках, лелея во взоре белый мягкий кафель. Ты, брызжа весельем, рвешься в кавалерийский лихой бой, сидя на моей спине. Тут же в кресле сидит твоя мама, и по выражению ее лица я вижу, что она не усматривает в происходящем абсурда. Более того, она читает журнал. Хотя быть может это просто картина на стене.  Я испытываю щемящее чувство уходящего момента, того, который никогда не вернется, пережитый единожды и вошедший в поэтическую память. Тепло и светло. Тело и глаз. Ткань и тяжесть. Мир и мысль. Эпизод постепенно заливается зеленовато-теплой дымкой, сужается поле зрения, и искажаются пропорции видимого.

 

Утром в ванной я обнаружил записку на зеркале:

Начало игры было очень смешным.

И ты мне нравишься.

Напиши мне ответ.

 

Прочитав это послание, написанное развеселым почти детским почерком, я понял, что она любит меня. Опасность и свежесть этой ситуации похолодили сердце. Почему, к чему, зачем? Вот уж не ждал такого поворота. Я всмотрелся в свое слегка перекошенное, но симпатичное бледное лицо. Чем же я заслужил такой особенный дар, каким образом, какими путями в мои объятья летит это своенравное и бесконечно милое существо, иногда в полосатом свитере?

Как жить с этим; что во мне подвержено изменениям, сообразно складывающейся ситуации? Соотношение кислоты и сладости в образующемся коктейле мне неизвестно, хотя, похоже, что я закачусь в чан с закваской, как отлежавший бока в холодильнике холостяка лимон. Через что мне придется преступить, если я приму ее в свое черствое и больное сердце. Оправдаю ли я ее неожиданно возникшую веру?

Никогда не слушайте, что говорят цветы. Так, кажется, говорил один маленький принц. На них надо смотреть. Да я смотрел на нее и не мог насытить свой взгляд, постоянно усматривая новое в ее неуклюжей грации, ее текучей некомпетентности. Я видел в ней беспорочность замыслов и по-детски непосредственное отношение к жизни. Хитрость ее была бесхитростна. Злость не зла. Ось желаний была бела.

Камень встречается здесь с ветром, а деревья с водой. Она идет по залитой разрозненными солнечными лучами аллее, мерцая пунктиром силуэта. Стройность и сила  невесомы, она словно плывет в застывшем на мгновение смертоносном валу. Тени деревьев, становятся четче, придавая структуру пространству. Она смотрит только вперед, задрав свой упрямый нос, но глаза ее раскрыты широко, и видит она больше чем может показаться.

 Ее бурят стоит в компании бурятов, привольно и фундаментально освоивших серые каменные перила на мостике. Они пьют ледяное кахетинское, хрустят лавашем и бастурмой, их гордые лица подставлены солнцу, на черных усах застыл пепел прошлой весны.

Он отделяется от многоглавого хохочущего сонма и  рвется за нею следом. Кто говорит со мной? Здесь! Кто говорит со мной? Там! Я поспешаю по тротуару. Мы сближаемся и расходимся, кружимся, как листья в своем последнем танце. Мы молча летим в неизвестность, оставляя шлейф возмущенно мечущегося воздуха. Тебя мы достигаем одновременно, и все трое чувствуют себя виноватыми и смущенными.

Уверенно бьет яростное солнце, высвечивая то твои почти прозрачные глаза, то темные и обречённо-раскосые глаза несчастного буддиста. Мне кажется такой понятной его тоска и скорбь, которые он не может скрыть, полыхая фиолетовым пламенем в районе сердцевины.

Слова вылетают легко, едва успев обрести убийственный смысл: «Ты мне неинтересен. Мне на два порядка интересней быть с ним»

 

Все стало таким странным, и напряжение мозга достигло предела. Поэтому я проснулся.

 

 

 (глубина рекурсии n-1)

 

Ну вот… при чем здесь какой-то бурят. Откуда он вообще взялся. Из какого впечатления прошедшего дня? Не знаю я ни одного бурята. Да я не знаю даже, где они обитают. Да и вообще все не так. К несчастью не так.

Вовсе она меня не любит, а любит она (или думает что любит) не мое Я. Кого? С кем дымит сигареткой одной, положив ему сердце в карман?

Холод. Автобус. Наушники. Сказка.

Проваливаюсь куда-то, закрывая глаза.

 

 

(глубина рекурсии n)

 

Топот. Вот топот, таинственный дикий. Шепот на грани слышимого.

Тоскливые стоны органа, тянущиеся в мозг своей простотой. Ритм равномерный и мертвый. Дребезг гитары и крик.

Бабочки полет будит тихую поляну в солнечных лучах. Летающая бабочка никогда не умрет. Умирающая бабочка никогда не умрет. Видишь ее? Бабочка. Бабочка. Бабочка. Бабочка. Бабочка. Бабочка. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка. Давай, бабочка. Давай, бабочка. Давай, бабочка. Давай, бабочка. Умирающая бабочка. Ты можешь летать. Умирающая бабочка начинает летать. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка. Умирающая бабочка никогда не умрет. Бабочка. Бабочка. Бабочка. Бабочка. Бабочка. Бабочка. Можешь ли ты услышать крик бабочки. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Who can see her? Butterfly. Butterfly. Butterfly. Who can see her? Butterfly. Butterfly. Butterfly. Who can see her? Butterfly. Butterfly. Butterfly. You can see her. See her flight. You can see her. You can. You can. You can see her flying high.  You can see her. You can hear the scream of a butterfly.

Butter. Butter. Butter. Butter. Butter. Butter. Fly. Fly. Fly. Fly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butterfly. Butter. Butter. Butter. Butter. Butter. Butter.  You can see her. You can see her flying hiIiIiIiIiIigh. [Butterfly].

 

 

(глубина рекурсии n-1)

 

ОХ!

Что это со мной было..? Снять наушники, отдышаться… Дать сердцу отбрыкаться. Гемоглобиновый Джаззззз. 

Вокруг вздымаются клубы пара от дыхания мрачных и сосредоточенных пассажиров. Кутаясь в шкуры, они ждут своей остановки.  Лица их гротескно искажены гримасами зевоты, похоти и страха. Белесые пятна, как плесень подступают ко мне.

Я прикладываю ладонь к заледенелому стеклу и чувствую, как тепло начинает вытекать из меня. Проделав мерзлое оконце, я выглядываю из скорлупки. Увиденное удивляет меня. Зимняя ночь озарена тысячами движущихся прожекторов светящих с темного неба [илл]. Повсюду разбегаются четкие тени. Пространство заполнено движением, как разум страстями и страхами. Порядок в этом движении неуловим, но смутным образом он присутствует, и проносящийся под горку глаз на снегокате оказывается словно бы на своем месте. Слепые дома кажутся пасущимися слонами, на перекрестках дорог встали башенные краны и, шарфами, полными психоделии, свисает с фонарей серпантин. Эта картина полнится гнетущим напряжением, блещет безумием контрастов, затягивает затуманенное сновидениями сознание нереальной  яркостью красок.

Сон города медлительный и строгий

меня встречает на пороге,

когда скользить по жизни я иду…

Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space. Inner space.

Вот и пора мне выходить. Твой дом рядом.

Я в ужасе поджимаю ноги, оказавшиеся босыми. Где же ботинки? Жаром полыхнуло в голове. Как же пойду я по снегу, как вступлю в эту грязную слякоть? Ситуация идиотская. Судорожно осматриваюсь по сторонам, но на меня внимания никто не собрался обращать. Что делать, выбежал на улицу, не зная, что увидеть ожидая. Темно здесь стало, плотный снег в сугробах здесь теснится, из пустоты появляются крупные хлопья. Ноги не мерзнут, как ни странно, просто покалывает ступни. Здесь ветра нет, застывшее мгновенье. Зачем я вышел здесь? 

Кассета вдребезги!

 

 

(глубина рекурсии n-2)

 

Просыпаюсь, задыхаясь и вертясь на сцепляющей меня  с реальностью простыне кораллового цвета. Вот славно, и голова даже не болит.

Ты варишь мне кофе на сером холсте. Сейчас загрунтован он будет;  и спустимся мы в бельэтаж подсознанья за банкой с вареньем.

Ты и я. Мы как кисло-сладкий соус. Я – кислая составляющая, ты обеспечиваешь сладость. Мы смешиваемся, но не можем смешаться. Иногда я рисую тебя, а ты пишешь обо мне стихи. И выходит так, что рисунки мои сладки, а твои стихи полны кислотой.

Астральные путешественники из рая в рай. Это всего лишь остановка, одна из многих, и ты там, где я.

Никогда не слушайте, что говорят цветы. Так кажется, говорил один маленький принц. Она рассказывала мне свои странные сны, которые наполовину выдумывала. Ее чудная фантазия удивляла меня сверх меры, ее манера речи умиляла меня, растворяя сосульки в спинном мозге. Беспредметные забавы ума, пляски бездумных гедонистов, чай в теплом халате. Это похоже на скольжение по отшлифованной шведской стенке в льняной рубашке.

Вчера я раскрашивал твои ногти, писал на них летопись нашей большой любви. Я брал твои прозрачные тонкие пальцы и дышал на них, я отрывал твои лепестки и заваривал из них чай в том самом теплом халате. Бесстрашный как пес я выпускал дым в потолок.

Полет. Набираю высоту, но земля тянет к себе и это не страшно, напротив –  приятно. Вращаюсь как пробка в вине промеж трепещущих деревьев. Здесь зелено и шумно, здесь дух игры неизменен. Постичь закон движенья. Истинное движение заключается в отсутствии желания его. Тот, кто способен изменяться и преобразовываться в соответствии с врагом и вырывать победу, зовется возвышенным.

 

А сегодня ты считаешь, что мир за пределами дома не существует. Ты просто не осознаешь его. Как реальность. Когда я рассказываю тебе о своих приключениях, ты делаешь вид. Что понимаешь, о чем я говорю. Но я вижу, что для тебя это просто набор слов. Тебе нравится тот мир, который ты сама построила и который контролируешь. Сама.

 

Я говорю – It`s your deal.

Я говорю – Do what you want.

Я так говорю – You think so?

Я говорю – I want take a break.

 

А она:

Ночью шептала осень

Не уходи во сны

Я умоляю очень

Не уходи лишь ты

Не ветром  не дождями

Не листьями  былыми

Не сонными глазами

Цветами голубыми

Былыми облаками

Твой голос - отпечаток

Замёрзшими руками

Не нахожу перчаток.

 

Да вот только кажется опять не мне.

 

 

 

(глубина рекурсии n-1)

 

Рядом с моим домом есть странное место. Это пустырь у забора детского садика. Я гуляю здесь с собакой. Иногда бледное солнце едва пробивается сквозь индивелые тучи, иногда злой ветер несет колючую снежную крупу, сбивает дыхание, пробирается под пальто. Если ветер очень сильный, то он начинает извлекать заунывную музыку из железных труб ограды.  Сцену дополняют бурые метелки какого-то растения, торчащие вразнобой из-под наста снежного. И я чувствую себя очень СТРАННО. Иногда я чувствую себя странно. Иногда ячувствую себястранно…

Иногда я Думаю О Значении Больших Букв. Иногда репетирую внутренний спектакль. Иногда конструирую реальность. Или играю словами. Здесь межгалактически холодно и пусто и мне это по душе. Нигде я так не воспаряю духом как в этом месте. Вот и сейчас, незнамо как, я оказался в желтоватом тумане под сизым солнцем. Или не солнцем… Может это луна такая яркая.

Я лег в сугроб  и посмотрел в колодец домов - на небо. На лице прочертили дорожки слезы… Или это были последние снежинки?

Звезды сложились в мерцающую надпись:

ТЫ НИКОМУ НИЧЕГО НЕ ДОЛЖЕН…

Для кого сложено это космическое послание?

 

 

 

(глубина рекурсии n-2)

 

Да у меня же сегодня день рождения.

Он смотрит на меня исподлобья,  и в глазах его гнездится выражение, которого я не могу понять. Быть может он слеп. Хотя на то не похоже. На нем мое пальто. На нем мое пальто. На нем мое мое пальто пальто. НА НЕМ МАОаЁ ПАЛЬТОУ… 

В руках он держит страшный кривой нож и, продолжая смотреть (или не смотреть) на меня, отковыривает щепку за щепкой от потрескавшейся поверхности стола. Скрип давит на ум.

В голове чувствуется переизбыток крови, солоно на губах. В глаза бьется пыльный свет захватанной лампы.

Я кладу руку на стол. Я знаю – так надо.

Как жирно хрустит кость. Почему я не чувствую боли? Только зубы сводит на нет. Маслянисто блестит кровь на столе, медленно она растекается и заполняет выщербины, тяжелыми каплями сочится на пол.

Тошнит. Ноги задрожали. Мое тело в панике. Но почему я ничего не чувствую?

На его лице появляется ухмылка. Оскал потрескавшихся зубов.

Ну почему?

Спать хочется до слез, до дрожи в голове возникновенья. Но не можется. Такой праздник. А вот тебя тут не было.

 

 

 

(глубина рекурсии n-3)

 

Мы лежим на крыле самолета, у самого края, упираясь ногами в какие-то железяки, под которыми разверзлись 30 000 футов турбулирующего воздуха. Под нами раздается ровный спокойный гул. Сквозь закрытые веки греет зрачки солнце. Очень тепло и дышится легко. Металл разогрет как цинковая крыша в солнечный день.  Сквозь дремотное спокойствие пробивается холодящее ощущение края, пустоты, полета. Я открываю глаза и сажусь прямо. Она тоже сидит и молча смотрит на меня. Он, конечно, тоже здесь. Я прошу у нее сигарету и, загоревшись, опускаюсь на податливый металл, ощущая ток воздуха над собой.

Отблеск костра на окрестных деревьях. Круг невелик, а за ним мрачище кромешный. В наших лицах рождаются и живут таинственные образы, накапливаясь в смехе. Всеспокойно. Что-то извиваясь, выходит из нас, через почерневшие глаза. Над головами встает дрожащий воздух. Рокочет барабан на границе дальней подсознанья. Космический шепот мягко ощупывает наш мозг влажными пальцами.

Потоки воды в неположенном месте. Почему-то промеж редких деревьев. Течение быстрей и непонятней мысли. Я, цепляясь головой за непокорную резиновую сферу, плыву под гору, ускоряясь и головокружа.  Ее голова лежит на моей коленке, и я боюсь шевельнуться, чтобы не разрушить чудесным образом возникшее мгновенье.

Несемся в неизвестность в прокуренном темном трясущемся тамбуре. Солдаты последней войны, не знавшие весны… Из зимы в зиму несет нас чужая воля со всем нажитым добром, распиханным по тощим мешкам. Усатый проводник разносит портвейн и колбасу, что действует несколько благотворно. Немного же нам нужно… Я больше люблю пить, чем любить, или это только снежная крошка в стынущей черепной коробке?

-Вы любите пиво?

-Нет, я больше люблю водку…

Человек создан для путешествий. Только в них он время от времени может повстречать себя.

-Станция «Октябрьское Поле» - пульсирует знакомый незнакомый голос. – Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Октябрьское Поле».

 

 

 

(глубина рекурсии n-2)

 

Так вот.

В нее был влюблен какой-то бурят.

А она… как же так случилось, что она стала играть со мной, и причуда ее была в том, что выигрыш поделен между нами не был?

Где я выискал ее, и где она откопала меня? Чьим дурным сглазом мы провалились в тарелку с пригоревшим борщом? За волосы из быта без попыток  извлеченья.

Я локализовался у тебя дома, перед телевизором, ты стояла у окна, погрузив ногти в карманы. Ты задавала мне банальные вопросы и сама же отвечала на них, не давая мне опомниться, забрасывала меня душераздирающими историями из своей пропадающей жизни. Ты нападала и равнодушно блокировалась, но я был подобен замерзшему жуку и только слабо улыбался, вглядываясь в твое лицо. Узоры предметов дышали напряжением, кружилась голова. Ты дышала глазами в глаза и любовалась хрупкими пальцами.

Я почему-то оказался стоящим в ванной на четвереньках, лелея во взоре белый холодный кафель. Ты проводишь хищно окрашенными ногтями по моей щеке, помогая мне встать. В дверь заглядывает твоя мама, и по выражению ее лица я вижу, что ей знакома и неприятна открывшаяся картина. Более того, она читает журнал. Хотя быть может это просто картина на стене. Я испытываю щемящее чувство уходящего момента, того, который никогда не вернется, пережитый единожды и вошедший в поэтическую память. Холодно и мокро. Желудок и глаз. Ткань и тяжесть. Хмарь и мысль. Эпизод постепенно заливается фиолетово-белесым маревом, сужается поле зрения, и искажаются пропорции видимого.

 

Утром в ванной я обнаружил записку на зеркале:

Начало игры было очень страшным.

Что ты делаешь с собой?

Напиши мне ответ.

 

Прочитав это послание, написанное нервным и неровным почерком, я понял, что она не любит меня. Она боится за меня, а я ее жалею. И мы нужны друг другу – чтоб было за кого бояться и кого жалеть. Вот такая вот конфигурация.

Чего-то хочется… кого - не знаю?

Она уже не просит прощения. Она прощается, проводит рукой по моей щеке… Слезы стоят в ее глазах как караул.

 

 

(глубина рекурсии n-3)

 

Когда боги смеются. Их смех смущает неуверенные души, душит секретные чаяния,  низводит порывы в отчаяние, глаза краснеют, грудь деревенеет, крылья идут на растопку амбиций, в руку попав себя мыслить синицей, верить в одно, в диктат вдохновенья, слезы спасают тайну мгновенья, смех тот подобен фарфоровой башне, гладкий на ощупь, издали страшный. Давно пора понять. Сами боги.  Свой грех себе простить несложно, не уважить словом добрым начинаний,   персты ломать у бетонной ограды, что ж вы не рады, что ж вы не рады. Трудно быть богом. Падение в желтых одеждах, в неверии беспрекословном, на землю, с неба прямо в трещину, обдирая уши, не желая летать под проводами. Гибель богов.

 

 

 

(глубина рекурсии n-3.5)

 

Я пришел и сказал: «пусть у меня будет маленькая вселенная». Я пришел и сказал: «дайте мне свою маленькую вселенную». Я пришел и сказал: «я прошу всего лишь одну персональную систему».  Я пришел и сказал: «мне нужна своя вселенная». Я пришел и сказал: «пусть в моей вселенной будет лампа и стол». Я сказал: «пусть в моей вселенной не будет выполняться принцип неопределенности». Я пришел и сказал: «пусть вселенная не расширяется». Я сказал: «пусть моя вселенная не сжимается, пусть она может быть описана в двух словах». Я сказал: «пусть в моей вселенной будет мало вещей».  Я пришел и сказал: «пусть в моей вселенной будет мало слов». Я пришел и сказал: «пусть не будет некрасивых людей». Я пришел и сказал: «да не будет похмелья». Я пришел и сказал: «пусть будет ветер и лес, огонь и земля, сказки и вода, сок и соленые слезы». Я пришел и сказал: «пусть не будет больно кому-то одному».

Я пришел и сказал: «неужто я  так много прошу?».

 

 

 

(глубина рекурсии n-3)

 

Каким образом неважно, но мы оказались висящими на гике здоровенного пиратского парусника. До палубы лететь как до Марса. Руки держат пока.

Но я-то знаю, что сейчас корабль совершит поворот фордевинд. Это значит, что нас сейчас швырнет как рыбу под нож.

Я говорю: «Обхвати меня ногами. Если уж погибать – так вместе».

Она слушается меня. И правильно делает.

Мы победим всех.

 

 

 

(глубина рекурсии n-4)

 

Птица, ринувшись из прозрачного поднебесья, стремительно приближается к поверхности теплой земли. С легкостью она пронзает крону дерева-исполина и, сделав несколько витков вокруг могучего ствола, приземляется около моих ног.

Я - странствующий робот-монах. Monos. Только я и мой электробог. Мой скит среди корней был свидетелем бесконечных молитвенных споров, щемящей тоски и головокружащих прозрений.

В тот день я чувствовал беспокойство.

Я смутно понимал, что должен отправиться в путешествие, но не знал - как и куда. Вот так я и просидел все утро, встретив солнце…

Речная стояла в лодке в тени старой ивы. На ней были легкие доспехи, на перевязи покоился длинный кинжал, лицо ее было раскрашено серебряным и синим.

-Собирайся! - сказала Речная ясным голосом, - The boat is ready…

Я прыгнул в лодку, волна плеснула на берег – мой последний знак внимания ему. Мы заскользили по течению.

-Куда бы ты хотел отправиться?

-Может быть, ты знаешь?

-Путь, который ты выберешь – только твой, я всего лишь проводник. Ток без проводника не есть ток, а проводник без тока не есть проводник. Держи! – и она протянула мне четырехлистный клевер. – Может быть тебе захочется загадать желание… Но не спеши, позволь улечься вихрю в голове, однако и не медли, в попытке достичь совершенства тебя ждет металлоремонт.

Я принял подарок и сокрыл его за железной дверцей.

Парус хлопнул от порыва ветра, и под острыми скулами загудела вода. Мы уносились безвременно прочь. Мне мучительно хотелось обернуться, скрипнув алюминиевым сердцем, но превозмочь себя я смог, глядя на рыжие пряди, вырывающиеся из-под шлема Речной. Лицо ее было непроницаемо просветлено.

Не говоря ни слова, мы миновали милые моему сердцу вересковые пустоши, скопище древних дубов, где на изумрудной лужайке пасся единорог. В его влажных и мудрых глазах желающие могли прочесть свою судьбу. Меня это не интересовало, похоже, что Речную тем более…

Дни проходили как головная боль. Река сужалась и ускоряла свой бег, перепрыгивая с камня на камень в скалистом русле.

С криком горловым над прибрежными камнями взвились черные птицы, скорбные вестники. Это война.  Речная бросила мне руль, и в следующее мгновение ее большой лук был натянут, а на кончике белооперенной  стрелы сверкнула слезинка.

-Нет, нет! – мне стало очень не по себе… - Подожди, не надо…

Три большие птицы со свинцовыми когтями кружились прямо над нашим бледным судном, а Речная, стоя на одном колене, переводила прицел с одной на другую.

Ненависть, зависть, уныние.

Тень от исполинских туш пробегала по моему запрокинутому лицу, а солнце пробиралось под веки. У меня закружилась голова, и я вжался в теплые доски настила.  Глаза я закрыл и слушал горячее дыхание Речной…

 

 

 

(глубина рекурсии n-3)

 

Сон и явь преступают границы благопристойности.

Ее натиск был столь неожидаем, что я потерял равновесие, и мы, сцепившись,  закружились под вывесками на ветру, топчась по мостовой, поддерживая друг друга в неуверенных объятьях. Не смешно, но я засмеялся.  Лишенный смысла поцелуй.

Он вползает на сцену и вытесняет воздух из пространства… Сужается поле зрения. Захватывает дыхание. Валяться под неоновыми огнями, теша себя мыслью об избавлении.  Пол впечатан в потолок. Сухой асфальт под ногами и прохладный ветер, обрывки былых видений.

Кукуруза, кукуруза, кукуруза. Апельсины.

Она закуривает, закуривает, закуривает.

Выбегаю на улицу – нет никого. Кто бы мог подумать. И говорить не хотят.

Празднуют ночь… Под дождем и в грязи.

В помойке, закусывают картофельной шелухой.

-Всё под контролем! – говорит один на трех ногах и с чайником.

-Всё схвачено…  - отзывается развороченный труп.

-За всё заплачено… -  смеется свинцовая лейка…

Бесплотно и незримо я участвую во всекосмической попойке, где все пьяны уже сто тысяч лет, и похмелье  набухает синей колокольней на горизонте.  Бесконечная прогулка беспечных романтиков.

Руки твердые и холодные, глаза холодные и твердые. В руках ее судьба, в глазах – небо. В небе черные птицы.

Змей с недоуменным выражением на плоской физиономии впивается в ее икры, сжимая кольца бреда. Вот он где бурят-то…

 

 

 

 

(глубина рекурсии n-4)

 

В этот день мы, наконец, вышли в море. Встреча была бурной, дул северный ветер и в устье нагнало волну.

Сизые валы болтали наше суденышко, и все было залеплено соленой пеной.

-Мне не по себе, мне страшно, save me! – шептала Речная побелевшими губами. Я и сам почувствовал приближение страха, готового плотно сковать меня, но одной рукой обнял Речную за обтянутую черной кожей талию, а другой намертво сжал румпель, правя на подветренный мыс. Чем скорее мы отойдем от берега – тем лучше.

Слава байту, ветер не менял направления и вскоре мы шли вдоль берега, покачиваясь на пологих океанических волнах.

К полудню ветер умерил свою страсть, и низкие тучи растаяли как сон.

-После бури небо всегда бывает прекрасным… - сказала она, сказала она, -  после бури небо всегда бывает прекрасным!

Речная, Речная.

Я катал это имя на языке как глоток вина и не мог его проглотить. Но ведь не сплевывать же.

А мы двигались.

На север.

Последний остров в самом конце  ночи.

Я сошел на берег, окутанный шуршащей тишиной. Не оборачиваясь на Речную (а я знал что она смотрит на меня, устало прислонившись к мачте) я зашагал в глубину острова. Черный песок заскрипел под ногами.

Я лег на вершине на спину.

Из мерцающей звездами бесконечности, из холодного и пустого неба, из сияющей пустоты ко мне опустилось, окутанное призрачным туманом и бледное с поджатыми губами …  мое лицо.

 

 

(глубина рекурсии n-5)

Я Я Я Я Я Я Я

ЗДЕСЬ Я.

Я ЛЮБЛЮ Я, А Я ЛЮБИТ Я. Я НЕ МОЖЕТ ЖИТЬ БЕЗ Я.

Я И ГЛАЗ.

Я И СВЕТ.

А ВОТ И Я.

Я ЛЮБЛЮ ГЛАЗ. Я ЛЮБЛЮ СВЕТ. ЧТО Я БЕЗ Я. ЧТО Я БЕЗ ГЛАЗ.

ДАЙТЕ МНЕ ГЛАЗ. ДАЙТЕ МНЕ ЩАНС НА ШАСТЬЁ.

ЗДЕСЬ ТОЛЬКО Я.

Я В Я.

 

 (глубина рекурсии n-6 оно же n-1)

 

А летом здесь тоже волшебно. Холодный ветер гонит волны изумрудной травы, открывая бледную изнанку листьев. Солнце слепит. Молодые деревца выгибаются и почти уже трещат.  Подняв воротник и спрятав зубы, я отрешенно сижу на своем бетонном троне. Осмысление происшедшего. После бури небо всегда бывает прекрасным.

В иной день ветра нет, и лицо обволакивается знойным липким воздухом. В такие дни кажется, что меня поместили в грандиозную чашу и залили кучевым облаком взбитых сливок.

Пёс рыщет в зарослях одуванчиков, скрываясь от моего рассеянного взгляда.

Он в последнее время сильно сдал. Поседели брови, взгляд стал печален. Все чаще он хочет прилечь, свернуться в крендель, уткнув нос в хвост. Боится ли он смерти? Не от этого ли он стал ходить за мной и с надеждой подставлять загривок. Он ждет, что я его спасу.

Человеку неестественно доживать до старости.

Естественно стоять на балконе, курить, слушать шум несуществующего моря, делить звезды, верить в рок`н`ролл, лежать и смотреть на свечи. Черно-белое голливудское кино по кабельному ТВ. Любовный зуд телефона в кармане. Хотя по мудрому замечанию одного гадкого лебеденка – именно то, что наиболее естественно наименее всего подобает человеку.

От безделья я трижды в день бреюсь и неисчислимое число раз мою руки.

Не стоит задерживаться на пороге отчаяния. Надо шагать. Либо сюда – либо туда. И вот, когда ты решишься двинуться, в тот самый момент на границе твоего зрения в тени отражения ты увидишь краешек лучезарной истины. Конечно, она спешит за угол, подбирая грязный от слез подол.

Что мы знаем о тех, кто еженощно ведет нешуточную борьбу за наше с вами существование в этом мире. Дева-облако и Колобок-старичок каждую ночь вылетают из тел и проникают в сознание спящих, ковыряются в нем, в попытке вычистить из него грязь дня. Им может быть смешно в душе, но их деятельность столь мистически необходима, что буде они прекратят ее, мы проиграем нашу войну безоговорочно.

А вы когда-нибудь пробовали провести время?  Оно этого ох как не любит.

Мои друзья Голем и Франкенштейн выходят на балкон курить. Они беседуют о Доне Кихоте Ламанческом, Фаусте и Мастере. Я им машу рукой через стекло и смотрю как растекаются пятна туши. В этой комнате нет балкона.

 

((В жизни есть два кошмара – это сон и явь. В ужасе мы переходим из одного в другой, не замечая, как мерзость бытия сменилась своим отражением))

 

 

(глубина рекурсии 0)

Плохо спалось. Только сейчас я обнаружил, что у меня прорезались крылья. Такие два маленьких аккуратных крыла. Пока без перьев – довольно жалкие такие. Но все-таки крылья.

Теперь, думаю, вы от меня больше ничего не услышите. Разве что пока не попью водички.

 

 

 

Hosted by uCoz